Политический бизнес

  
Политический бизнес
Граница между политикой и
бизнесом проходит лишь в умах «либеральных
романтиков»
«Слияния
и поглощения», №5-6, «Партия под
ключ», июль-август 2003, Фото: GettyOne
Кирилл Якимец
Среди
предпринимателей популярно мнение,
согласно которому политика не должна
иметь отношения к экономике:
государство якобы призвано лишь
защищать собственность и обеспечивать
выполнение контрактов. Мнение это
опирается на очевидные, казалось бы,
факты: государственное регулирование не
поспевает за динамикой рынка — и иногда
оказывается экономически неэффективным;
предпринимателям приходится защищаться
от государства и, в свою очередь,
оказывать влияние на политику — поощряя
коррупцию…

Проблема и парадокс, однако, в том, что
именно в современных условиях, когда
основными ценностями являются ценности
рыночные (та самая собственность и те
самые контракты), государство в принципе
не может отказаться от влияния на
экономику. В иные времена, когда
жизненные ориентиры правящего слоя не
совпадали с жизненными ориентирами
купечества, раздельное существование
политики и экономики было по крайней
мере теоретически возможно. Но сейчас
политика является видом бизнеса.
Граница между политикой и бизнесом
проходит лишь в умах «либеральных
романтиков»… И в умах законодателей,
все еще готовых считать лоббирование и
любые связанные с ним действия —
действиями преступными.

Я, впрочем, не собираюсь сейчас
обсуждать правильность существующего
законодательства и вменяемость
законодателей. Просто следует учесть,
что политический бизнес, в частности —
покупка и продажа политических партий,
законами РФ не поощряется, поэтому
примеры тех или иных операций,
характерных для российского (и не только
российского) политического бизнеса, я
буду вынужден приводить весьма скупо —
либо не приводить вовсе.

Сегодня политик, будь то политик
публичный или непубличный (чиновник),
работает не из абстрактной любви к
власти и не ради того, чтобы оставить «след
в истории». Безусловно, политик
стремится к повышению своего статуса, но
статус здесь выступает как источник
денег. Впрочем, деньги тоже нужны не сами
по себе, а как средство повышения
статуса, который, в свою очередь, снова
конвертируется в деньги и т.д.

Это не плохо и не хорошо — это просто
реальность. Политический бизнес, таким
образом, неизбежен. Его не следует
оценивать с этической точки зрения, его
следует изучить — и понять, как
современный предприниматель может
ввести политику в сферу своей
активности, какие его здесь поджидают
возможности и «подводные камни».
Партрынок
Цели политического бизнеса можно
грубо разделить на две категории:
лоббирование и PR.

Любая взятка, по сути, является
лоббированием: предприниматель
оплачивает выгодное для себя решение
чиновника. Чиновник таким образом
продает свое право на принятие решений —
но не следует забывать, что право это
дается (и ограничивается) законом.
Поэтому между исполнительной властью и
бизнесом ведется борьба за власть
законодательную. Речь идет, разумеется,
о крупном бизнесе, представители
которого могут (и вынуждены) покупать
отдельных депутатов и целые партии: в
ряде случаев элементарные расчеты
показывают, что покупка партии и
проведение через Думу того или иного
закона обходится дешевле, чем покупка
отдельных решений исполнительной
власти.

Что значит «купить партию»? 

Прежде всего,
необходимо оплатить регулярные расходы
партии на финансирование партаппарата и
региональных организаций. Аппарат
мелкой партии (типа СДПР) «сжирает» в
среднем $100 000 в месяц, ежемесячный расход
на регионалки у мелких партий,
существующих в основном «с фасада»,
невелик: где-то 30% от затрат на аппарат, т.е.
приблизительно — $30 000. К этому следует
добавить расходы на партийную печать, на
организацию партийных мероприятий —
разовых и регулярных (съездов, «научно-практических»
конференций и т.п.). В результате
набегает ежемесячный расход в $230 тыс. —
$250 тыс. Но это — минимум. Если партия
является проходной (гарантированно
преодолевающей пятипроцентный барьер),
то затраты на аппарат оказываются в три-пять
раз выше, затраты на региональные
организации близки к затратам на
аппарат, а партийные мероприятия
проводятся чаще и с большей помпой,
поэтому и они в результате стоят раза в
два дороже. Наконец, крупная партия типа
«Единой России» или КПРФ обходится
дороже в десять-двадцать раз, чем партия
мелкая. Впрочем, инвесторы не всегда
следуют указанной иерархии: согласно
некоторым экспертным оценкам,
Ходорковский вложил в КПРФ $20 млн., а в «Яблоко»
— $30 млн.

Во время выборов, подготовка к которым
начинается где-то за год до них самих, к
регулярным затратам плюсуется
стоимость избирательной кампании. Чаще
инвесторы финансируют избирательную
кампанию методом связанного кредита — т.е.
вкладывают деньги в конкретные PR-агентства
и обязуют «взятых на буксир» партийцев
пользоваться услугами именно этих
агентств. Однако проще и дешевле
вкладывать в саму партию, поставив
внутри нее своих людей — для контроля за
расходованием средств. Цена
избирательной кампании в том случае,
когда целью является преодоление
партией пятипроцентного барьера, может
колебаться от $2 млн. до $25 млн. Все
зависит от величины и предварительной «раскрученности»
партии, но главное — от степени
сопротивления со стороны
исполнительной власти. Либо наоборот —
от позитивных договоренностей с
исполнительной властью.

Прайс-лист
Сколько стоит	Мелкая партия без гарантии преодоления пятипроцентного барьера	Проходная партия (с гарантией преодоления пятипроцентного барьера)	Крупная партия (ЕР, КПРФ)
Партаппарат	$100 тыс./мес.	$300-500 тыс./мес.	$1-3 млн./мес.
Региональные организации	$30 тыс./мес.	$200-400 тыс./мес.	$1-2 млн./мес.
Партмеропри- ятия	$50-100 тыс./мес.	$100-200 тыс./мес.	$0,5-2 млн./мес.
Избирательная кампания	$2-25 млн.	$2-25 млн.	$20-200 млн.
Место в списке	Спросом не пользуется	$0,5-2 млн.	$1-3 млн.
Место в «первой тройке»	Цена равна расходам на всю партию (место в «первой тройке» означает приобретение партии)	Не продается. В случае продажи возможная цена — порядка $100 млн.	Не продается
Цены указаны приблизительно. Конкретные цифры определяются в процессе торга.

Сегодня позиции исполнительной власти
в России достаточно прочны, поэтому
добыча админресурса при продвижении
партии в Думу стала чуть ли не важнее,
чем работа с избирателями. Нет смысла
вкладывать большие средства в PR: легче
просто «перекрыть кислород»
конкурентам при помощи ЦИКовских
манипуляций (ведь к любой партии и к
любому отдельному кандидату можно
придраться по мелочам — и «снять с .дистанции»).
Также совершенно необязательно платить
телевизионщикам, когда можно попасть в
эфир на центральных каналах по звонку «сверху».

Это касается, разумеется, не только
партий и думских выборов. Вся
избирательная кампания Штырова,
сперва хозяина якутских алмазов, а
теперь — хозяина Якутии как таковой,
строилась на борьбе за админресурс.
Штырову то запрещали участвовать в
выборах, то вновь разрешали — в
зависимости оттого, как шли переговоры
между руководством АЛРОСА и федеральной
властью. Наконец все необходимые
договоренности были достигнуты — и
Штыров в последний момент получил право
бороться за якутское президентство,
решив, таким образом, основную задачу.
Задачи же, связанные непосредственно с
избирательной кампанией, с предвыборной
агитацией, для него, похоже, не
представляли особой сложности.

Возвращаясь к партиям, следует отметить,
что в ряде случаев преодоления
пятипроцентного барьера недостаточно:
необходимо «раскрутить» партию, поднять
ее рейтинг до уровня думского
большинства. Тогда задачи, связанные с PR,
оказываются основными, а решение их —
весьма дорогим. По мнению наблюдателей (точных
данных тут, разумеется, нет и быть не
может), в раскрутку «Единой России» было
вложено $200 млн. Такого уровня затраты,
однако, себя никогда не оправдывают: чем
больше денег вкладывается, тем большая
их часть банально разворовывается. Это,
видимо, естественный закон
политического рынка.

Часто корпорации предпочитают
проводить в Думу не партию, а отдельных
людей — но на ключевые места. В «дорогих»
партиях типа КПРФ и ЕР место в списке (для
кандидата, который предварительно не «раскручен»)
стоит от $1 млн. до $3 млн. — поскольку
здесь есть высокая вероятность
прохождения в те или иные комитеты и
подкомитеты. Место поплоше («яблочное»,
к примеру) — от $500 тыс. А вот местом вице-спикера
до сих пор еще не торговали за деньги,
поскольку туда попадают из партийных
лидеров, т.е. из «первой тройки». За место
в «первой тройке», безусловно, ведется
торг, однако не столько финансовый,
сколько статусный. К примеру, Степашин
на прошлых выборах не платил Явлинскому
за вхождение вторым номером (после
самого Явлинского): достаточно было того,
что Степашин до участия в выборах был
премьером, т.е. «плата» осуществлялась
наработанными связями и «харизмой» (публичной
влиятельностью). Сейчас интересно
наблюдать за «приключениями» Глазьева,
которого хотят видеть вторым в списке и
коммунисты, и Народная партия. Весь
вопрос «торга» для Глазьева в том, что он
извлечет из своего «второго места» у
коммунистов и у «народников». Капиталом
здесь являются не деньги, но статус и
голоса, которые привлечет к партии
фигура Глазьева: по мнению экспертов, он
может перетащить за собой до 40%
коммунистического электората.

Итак, место вице-спикера за деньги не
продается — поскольку не продается за
деньги место в «первой тройке».
Теоретически, впрочем, здесь нет ничего
невозможного: в связи с последней «финансово-политической»
активностью Ходорковского по «околополитическим
кругам» ходят разговоры, что в принципе
Ходорковский мог бы купить себе место в
«первой тройке» у коммунистов или у «Яблока»
— и обошлось бы ему это в сумму
значительно большую. Стоит ли этот «товар»
таких денег — другой вопрос.

Можно, конечно, покупать и «секонд-хенд»,
оплачивая услуги уже действующих
депутатов и фракций. Однако в отличие от
представителей исполнительной власти
депутаты, как правило, уже закреплены за
конкретным «хозяином» и далеко не
всегда готовы «работать на сторону».

Наконец, к нынешним выборам разработана
самая дешевая стратегия. Стратегия эта,
правда, не является самостоятельной, а
лишь дополняет дорогую стратегию
покупки целой партии. Речь идет о
слиянии партий (а фактически — о
враждебном поглощении). Корпорация,
контролирующая партию (назовем эту
партию «партия-агрессор»), при
необходимости может присоединить к
своей партии другую партию (назовем ее «партия-жертва»),
не покупая целиком. Достаточно оторвать
от «партии-жертвы» ее московскую
организацию. Устраивается «научно-практическая
конференция» в Москве, где объявляется о
намерении создать партийный блок (вариант
— создать из двух партий одну новую).
Затем отслеживается реакция всех
заинтересованных сторон, в том числе —
региональных организаций «партии-жертвы».
С учетом этих реакций проводится
объединительный съезд нового блока (или
новой партии). Выглядит новый блок как
результат полноценного слияния,
негодование регионалов представляется
в прессе как «непоследовательное
поведение некоторых партийных
функционеров». Новый блок, разумеется,
использует региональную сеть «партии-агрессора».
В случае удачи на сторону блока
переходят не только московские
избиратели «партии-жертвы», но и
значительная часть региональных
избирателей. При умелом проведении
сделки обойтись вся эта операция может в
«копейки» — всего в несколько сотен
тысяч долларов. Так по крайней мере
уверяют разработчики метода,
предлагаемого для работы с малыми
партиями. Практика покажет, будет ли
данный метод применен и действительно
ли цены столь низки. Пока подобное
слияние, явившееся на самом деле
враждебным поглощением, произошло на
уровне крупных партий — при объединении
«Единства» и ОВР. Здесь процесс был
упрощен тем, что «под крыло» «Единства»
пошел сам Лужков, увлекая за собой
центральный аппарат ОВР. Недовольство
региональных организаций ОВР было
погашено деньгами — причем, как говорят,
деньгами самого Лужкова. Ему эта «сдача»
была нужна, чтобы обезопасить свои
интересы в Москве от «наездов» со
стороны центральной власти. Беды тут нет,
по крайней мере для москвичей:
московские интересы Лужкова по ряду
параметров совпадают с интересами
Москвы в целом, — в то время как
федеральные властные амбиции мэра,
наоборот, шли вразрез с этими интересами.
Известно, что четыре года назад «спонсоры»
Лужкова, например, наотрез отказывались
вкладывать деньги в его президентскую
кампанию — из чего, видимо, он и сделал
верные оргвыводы. Что же до регионалок
ОВР, то они явились жертвой: всюду бывших
ОВРовцев (а ныне — функционеров «Единой
России») вытесняют бывшие «единцы».

Если приглядеться, алгоритмы
политических слияний часто похожи на
алгоритмы аналогичных отношений между
корпорациями. В этом нет парадокса или
случайного совпадения: и партии, и
корпорации,и исполнительные «вертикали»
— суть иерархические формальные
сообщества (Макс Вебер называл их — всем
скопом — «учреждениями»), отношения
внутри этих сообществ, как и отношения
между ними, подчиняются сходным
закономерностям. Поэтому человек,
который разбирается во
внутрикорпоративных и межкорпоративных
взаимодействиях, может найти себе место
и в политике — не пытаясь «в лоб»
пробить «номенклатурный барьер»
большими деньгами, но встраиваясь в
систему, которая ему на самом деле уже
знакома.
Зачем бизнесмен занимается
публичной политикой
Об этом уже частично сказано в самом
начале. Реальной целью бизнесмена
является то или иное решение
исполнительной власти, однако для
такого решения порой необходимо «расчистить
дорогу» в законодательной сфере. А
законодательная власть, собственно, и
является публичной.

Следует, однако, учесть российскую
специфику. В советские времена
законодательная и исполнительная
власть была у нас чаще представлена
одними и теми же лицами. Сейчас это не
так, однако сохранилось традиционное
стремление исполнительной власти
контролировать власть законодательную,
что проявляется в создании всякого рода
«партий власти», подконтрольных власти
исполнительной («Единая Россия» — «проект»
заместителя главы Администрации
президента В.Суркова, НПРФ «курируется»
другим замглавы — В.Ивановым), а также в
том, что основным лоббистом в сфере
российского законодательства выступает
исполнительная власть. Так,
общеизвестный закон о пошлинах на
подержанные иномарки — при всей его
выгодности для российских
производителей легковых автомобилей —
был пролоббирован в первую очередь
самим Касьяновым. Возможно, Касьянов и
получил какой-то «откат» (недаром в
экспертной среде премьер носит шутливое
прозвище «Миша Два Процента»), однако
источники, близкие к Касьянову,
утверждают: премьер искренне считает
этот закон необходимым с точки зрения
интересов России и с точки зрения
интересов российской центральной
власти.

Таким образом, при эффективном лоббизме
основным объектом приложения сил
выступает не столько Дума, сколько
исполнительная власть. Тем не менее
бизнесмены упорно вкладывают деньги в
партии и в отдельных депутатов. Во-первых,
это связано с тем, что дела в политике,
как известно, делаются на основе личных
договоренностей и личных связей. Связи в
исполнительных органах приобретаются, в
частности, и через Думу. А вот уже в Думу
можно «въехать» на деньгах. Иногда
бизнесмены, уже обладающие необходимыми
связями сверх меры, продолжают
держаться за «своих» депутатов,
сберегая, так сказать, «основной
политический капитал». Только подобной
«бережливостью» и можно объяснить
спонсирование Чубайсом «Союза правых
сил».

Во-вторых, существуют и непрямые пути
взаимодействия политики и бизнеса,
когда политическая трибуна
используется с целью «пропиарить» ту
или иную коммерческую инициативу либо
того или иного бизнесмена. Важно, что
таргет-группой подобного PR являются не
избиратели, а деловое сообщество.
Классический отечественный пример —
президентская кампания Брынцалова.
Основной «месидж» брынцаловской
агитации можно выразить так: «Я —
преуспевающий коммерсант, у меня все в
порядке, я не намерен скрывать свое
богатство». Едва ли подобная агитация
могла расположить в пользу Брынцалова
избирателей, но ему и не нужно было
становиться президентом. Ему нужно было
стать всего лишь кандидатом в
президенты и продемонстрировать
деловому сообществу (а вовсе не
избирателю) свою «крутизну» — в
позитивном смысле этого слова.

Тактика оказалась продуктивной:
Брынцалова стали воспринимать в мире
всерьез. Статус кандидата в президенты (и
не важно, что всего лишь бывшего
кандидата) во многих странах мира
открывает перед человеком заветные
двери… В результате это помогло
Брынцалову стать российским «инсулиновым
королем» — к чему он и стремился.

Возможно сочетание указанных двух
мотивов, т.е. как «пиара» внутри делового
сообщества, так и лоббизма. У нас это
сочетание демонстрировал Гусинский,
спонсировавший «Яблоко». Дело в том, что
Ельцин легко поддавался на пропаганду,
осуществлявшуюся в форме «демократической
критики». Гусинский вел эту критику как
через свой канал НТВ, так и через думскую
трибуну, используя «яблочных» депутатов.
В результате Гусинский имел рычаг
влияния на президента, свободно заходил
в Кремль — и пользовался этой свободой
не только по прямому назначению, но и с
целью поднять свой авторитет в деловом
сообществе. Как известно. Путин на «демократическую
критику» отреагировал иначе, чем Ельцин.

Перечисленные виды мотивации относятся
к рациональной сфере. Но существует
также иррациональная мотивация — от
простого тщеславия (прикупил «Мерседес»,
прикупил банк, теперь надо и партию
прикупить) до восприятия политической
власти как самоценности. Именно
иррациональность мотивации скорее
всего сгубила Березовского. Он наивно
полагал себя самостоятельной
политической силой. Конечно,
Березовский часто сознательно себя
демонизирует — с целью поднять свой
деловой статус, однако его утверждение,
что якобы именно он «сотворил» Путина,
звучит вполне искренне. Основная ошибка
Березовского состоит в идее, будто
сегодня возможно существование
самостоятельных политических сил. На
самом деле политические силы еще в
большей степени зависят друг от друга,
чем современные корпорации.
Предполагаемое участие Березовского в «проекте
Путин», равно как и в «проекте «Единая
Россия», не делает его ни главным «серым
кардиналом», ни даже самостоятельным
игроком. Это было, в частности,
продемонстрировано партией
Березовского «Либеральная Россия»,
которая благополучно «кинула» своего
спонсора и осталась в «системе» (пусть и
на мелких ролях), в то время как сам
спонсор из «системы», похоже, вылетел
навсегда.

Наконец, мелкую партию иногда создают с
целью элементарного жульничества: некий
бизнесмен убеждает коллег, что его
партия пройдет в Думу (и сможет
оказывать лоббистские услуги). Под это
обещание с коллег собираются деньги на
партию. При этом все понимают: гарантий
победы нет. Отсутствие гарантий и
позволяет хозяину партии без особого
риска развести руками после проигранной
кампании: мол, сейчас не вышло — потом
получится… Из собранных денег на
партийную работу, разумеется, идет едва
ли треть. Такие партии иногда даже
становятся известными: объединение «Май»,
Партия самоуправления трудящихся,
партия М.Шаккума, Партия пенсионеров. Не
брезговал этим способом зарабатывать
деньги и Брынцалов.

Ну и, разумеется, раньше, на «криминальном»
этапе развития российского бизнеса,
многие бизнесмены шли в политику ради
депутатской неприкосновенности.
Сегодня это уже почти не актуально.
Парламентская республика:
политика и бизнес в одном флаконе
Последний вид мотивации следует
рассмотреть отдельно. Речь идет, образно
выражаясь, о поглощении политики
бизнесом либо как минимум о слиянии
корпоративных и политических
образований. Пример удачного «слияния» (или
даже без кавычек — слияния) такого рода
продемонстрировал уже упоминавшийся
Штыров. Куда более масштабный проект
готовит Михаил Ходорковский, чья
деятельность вызывает сегодня много
пересудов.

Когда Ходорковский в своих интервью
говорит, что заботится «о будущем», ему
можно верить. Во-первых, речь идет о
будущем политическом устройстве России,
во-вторых — о будущем самого
Ходорковского. Для него, как, наверное,
для любого руководителя крупной
корпорации, важны не деньги в чистом
виде, но, скорее, статус хозяина, причем
хозяина легитимного. В отличие от
Березовского Ходорковский — человек
более «теневой», поэтому стремится быть
хозяином лишь в своей сфере, однако это
требует от него существенной «укорененности»
в политике.

Рассуждая о фактическом слиянии ЮКОСа и
«Сибнефти», некоторые аналитики
отмечают, что Ходорковский серьезно
переплатил Абрамовичу: за 20% акций
акционеры ЮКОСа выложили $3 млрд. вместо
полагающихся двух. В целом же от
создания объединенной компании
Абрамович выиграл $2,5 млрд. Едва ли
Ходорковский ошибся. Если приведенные
цифры соответствуют действительности,
можно предположить, что Ходорковский на
эту сумму нечто купил.

Скорее всего следует говорить о покупке
членства в своеобразном клубе основных
российских лоббистов, причем членства
вовсе не рядового. Согласно гуляющему в
экспертной среде мнению, аналитики
ЮКОСа разработали стратегию перехода
России к парламентской республике.
Сегодня идея формирования
правительства на основе парламентского
большинства обсуждается достаточно
широко и часто. Если идею эту
действительно «вбросил» Ходорковский,
значит, он скорее всего и планирует
возглавить такое правительство. «Олигархи»
куплены им за $2,5 млрд., партии, как
показано выше, стоят намного дешевле.
Предполагается, что Ходорковский
инвестировал не только в «Яблоко» и КПРФ,
но также в СПС. Говорят, что он вел
переговоры и с «Единой Россией», но
неудачно.

Кстати, нынешние неприятности ЮКОСа СМИ
расценивают как борьбу исполнительной
власти с «конкурентом», однако здесь
возможно иное предположение,
объясняющее, почему Ходорковский
достаточно спокойно относится к
происходящему. Известно, что все
началось с заявлений Богданчикова.
Мотивы Богданчикова очевидны (конкуренция
в бизнесе), но кто передал ему
необходимые сведения — и зачем? Скорее
всего изначальным источником сведений
выступил другой конкурент
Ходорковского — Березовский. Конкурент
не в бизнесе, но в политике, причем
конкурент уже заранее проигравший.

Зачем Ходорковскому становиться
премьером? Разумеется, вовсе не для того,
чтобы брать взятки, смехотворные по
сравнению с теми суммами, которые он
получает и тратит. Лоббирование же
отдельных интересов своего бизнеса
также не стоит того, чтобы покупать «всю
лавочку», — если «лавочка» останется в
ее нынешнем виде.

Другое дело — парламентское правление.
С его установлением понятие «лоббизм»
теряет смысл, поскольку Дума из
инструмента «проталкивания» интересов
бизнеса превратится в инструмент
согласования этих интересов, а бизнес из
просителя — в правителя. В этой ситуации
премьер оказывается основной фигурой не
только российской политики, но и
российской экономики. Едва ли, конечно,
следует ожидать, что «империя
Ходорковского» поглотит все прочие
бизнес-структуры России. Ходорковский
просто станет «первым среди равных» —
что тоже неплохо.

Насколько необходима России «бизнесократия»
в форме парламентской республики — и
насколько необходим барьер на пути «бизнесократии»,
воздвигаемый независимой
исполнительной властью, вопрос открытый.
Ни политики, ни предприниматели «по
существу» этот вопрос решать не
собираются: каждый просто преследует
свои интересы — как и полагается в
нормальном бизнесе.